Картина без провенанса (истории ее появления и перемещения из рук в руки) и атрибуции может стоить, например, $300. Но, если экспертиза признает ее творением известного мастера, цена может увеличиться на несколько порядков. Фактически весь рынок держится на мнениях экспертов. Что дает владельцам фальшаков неограниченные возможности в получении добавочной стоимости.
Собственно, никто из участников рынка и не скрывает, что проблема с выдачей положительных заключений на картины, подлинность которых вызывает сомнения, существует. Недавно в газете «Совершенно секретно» была опубликована статья «Как мы теряем национальное достояние». Герой публикации, тогда еще сотрудник отдела экспертизы Государственной Третьяковской галереи Мильда Виктурина сообщала, что некоторые работники галереи за определенную плату готовы написать положительное заключение на «сомнительную» картину.
Госпожа Виктурина, уволившаяся из Третьяковской галереи по собственному желанию, в телефонном разговоре рассказала корреспондентам «Денег» следующую историю: Несколько месяцев назад к нам на экспертизу принесли картину «Работа в саду» предположительно Натальи Гончаровой. После проведения стилистической и технологической экспертизы все члены нашей экспертной группы сочли, что работа не имеет к Гончаровой никакого отношения. Но потом начались странные вещи. Сначала мне предлагали взятку в $500, а потом, когда я отказалась, была назначена повторная экспертиза, от которой отстранили всех экспертов нашей группы. В итоге картина была атрибутирована как подлинная. Подобных случаев было немало. Выводы делайте сами.
Сотрудники Третьяковской галереи не согласны с Мильдой
Виктуриной. Лидия Гладкова, заведующая отделом
Реакция «картинных» дилеров на признания Мильды Виктуриной была неоднозначной. Одни говорят, что все так и есть, и даже приводят конкретные расценки на услуги различных экспертов (от 1 до 10% цены, за которую картина может быть продана). Другие, наоборот, считают, что все неправда, и поддерживают точку зрения Третьяковки. В любом случае этот заочный спор хорошо иллюстрирует реальную ситуацию на рынке, когда разные эксперты дают на одну и ту же картину положительные и отрицательные заключения, что и порождает слухи об их ангажированности.
Михаил Каменский: Атрибуция оказывает прямое
влияние на рыночную стоимость произведения. Но эксперты, работающие в
специализированных организациях -- таких, как Третьяковская галерея, Центр
имени Грабаря, Музей изобразительных искусств имени Пушкина, НИИ реставрации,
Исторический музей, Эрмитаж, Русский
Георгий Путников: Проблема с экспертами является отражением проблемы рынка в целом. Сейчас много новых коллекционеров, которые в основном и являются жертвами изготовителей фальшаков. Таким коллекционерам никакие эксперты не помогут. Когда они станут опытнее, проблема решится сама собой. А вообще я твердо убежден, что экспертиза должна быть частной. Другое дело, что так уж исторически сложилось, что все необходимые для работы экспертов ресурсы сосредоточены в крупнейших музеях и государственных галереях. Частные эксперты с именем, которые смогут работать самостоятельно, появятся на рынке лет через десять, не раньше.
Аркадий Ипполитов, куратор проекта
Вопрос усиления ответственности атрибуторов уже который год обсуждается на
различных конференциях, но воз и ныне там. Валерий Дудаков: Законодательно
решить этот вопрос, наверное, можно. Эксперт должен отвечать -- правом
заниматься этой деятельностью, своими средствами, да чем угодно. Но вопрос не
решается, и происходит это потому, что, как ни странно, это никому не выгодно.
Дилерам -- потому, что лишит их источника огромных доходов. Покупателям (а
коллекции некоторых на 100% состоят из фальшаков) -- потому, что они не успеют
избавиться от дорогостоящих работ. Самим музеям, где работает большинство
С теми, кто пытается нарушить правила этой игры, не церемонятся. Александра Шатских, старший научный сотрудник сектора русского искусства Государственного института искусствознания, эксперт по русскому авангарду: В 1998 году меня попросили сделать заключение по работам русского авангарда из коллекции сына знаменитого дадаиста Курта Швиттерса. На восемь из них я дала отрицательное заключение. После этого я подверглась публичной травле, в ее организации я подозреваю известную галерею Гмуржинской (Кельн), которой очень невыгодно, чтобы эти работы были признаны подделками. Уже дошло до того, что я просто боюсь физической расправы. Дело в том, что все эти картины сын Курта Швиттерса в свое время получил от галереи Гмуржинской, отдав взамен работы своего отца, и теперь внук Курта попросил вернуть работы своего деда обратно. Этого, естественно, Гмуржинская делать не хочет.
Все опрошенные нами заинтересованные лица отмечают, что в последние два года
производители подделок работают с перевыполнением плана. Георгий
Путников: Так или иначе, стоящие картины вымываются с рынка -- оседают в
частных коллекциях. Спрос же на предметы искусства остается прежним. Он и
рождает предложение: сейчас активно подделывают художников второго и третьего
ряда, которые на рынке стоят $5−15 тыс.. Алексей Гарин, исполнительный
директор компании
Следствием увеличения количества подделок и отсутствия ответственности со
стороны экспертов за свои сертификаты может быть только одно -- резкий обвал
рынка, что, собственно, и случилось на Западе в начале девяностых.
Валерий Дудаков: Спросом будут пользоваться только работы со стопроцентной
гарантией, все остальное резко упадет в цене, в результате оборот рынка
снизится
Не исключено, правда, что именно такого рода кризис нужен художественному рынку. Георгий Путников: Глядишь, и коллекционеры станут внимательнее, и эксперты ответственнее, а дилеры будут сами гарантировать покупателю подлинность работ. Подобный кризис просто необходим для формирования действительно серьезного рынка предметов искусства в России.
Алексей ХОДОРЫЧ, Милена ОРЛОВА, Василий АНДРЕЕВ, КоммерсантЪ-Деньги
